Мужчины достигли верхнего этажа. Не говоря ни слова, Ренан отпер последнюю из дверей и на сей раз вошел первым, выиграв тем самым несколько секунд на то, чтобы осмотреться по сторонам. И облегченно пробормотать:
— Слава Богу.
Но Клайв отнюдь не разделял его радости. Как давно я знаю мою возлюбленную? — спрашивал себя Риджмонт, в свою очередь обводя взглядом то, что иначе как художественной мастерской и быть не могло. Сквозь огромные окна струился солнечный свет, в воздухе танцевали пылинки. Пахло старым деревом, масляными красками, скипидаром. И повсюду, куда ни посмотри, стояли картины. Одни — еще влажные, другие — оправленные в рамы, третьи — ожидающие своего часа. Красоты готического квартала: собор святой Евлалии, покровительницы Барселоны, капелла святой Лусии, узкие средневековые улочки. Величественный Королевский дворец. Собор Святого Семейства — непревзойденный шедевр архитектора Гауди. JIa Рамбла — главная пешеходная улица города с ее «живыми» статуями, птицами и цветами. Причудливые пейзажи парка Гуэль.
У окна примостилась складная табуретка, на ней — стопка набросков. На мольберте — незаконченный эскиз: вид на Барселону с террасы, что являлась частью апартаментов Клайва.
Клайв понятия не имел, что Анхела занимается живописью. Не говоря уже о том, что способна создавать такие шедевры!
— Да вы только гляньте, — пробормотал Ренан, просматривая листы, в беспорядке сваленные под окном.
Наброски людей, спешащих по своим делам. Как удачно схвачены выражения лиц и позы; несколько уверенных, стремительных штрихов и мгновение остановлено! У Клайва стеснилось в груди: он вдруг представил, как Анхела, устроившись на скамеечке или на каменной приступке, самозабвенно водит карандашом по бумаге. В то время как сам он ворочает миллионами, не выходя из своего офиса и полагая, что возлюбленная проводит день так, как полагается подругам богатых бизнесменов. То есть слоняется из комнаты в комнату, красится, наряжается…
Нет, не так. Как ни грустно это признавать, он никогда всерьез не задумывался, чем занимается Анхела в его отсутствие.
Ренан извлек из кипы очередной набросок и одобрительно хмыкнул. Клайв оглянулся — с листа на него смотрело его собственное лицо! У Риджмонта даже дыхание перехватило: настолько удачно передала настроение художница. Ни дать ни взять акула, нацелившаяся на добычу!
Невесело улыбаясь, Клайв отложил набросок и взялся за следующий. Снова он. И опять. И опять. И всякий раз выражение лица — выражение досады, задумчивости, злости, тоски — передано очень точно.
Тут внимание его привлекла небольшая не законченная картина, стоящая у стены. Крис и Эстрелья, отбывающие в свадебное путешествие. Видимо, эскиз Анхеле чем-то не понравился и был заброшен. Однако размер его в точности соответствовал той завернутой в бумагу картине, что Анхела вручила молодым супругам в день годовщины их свадьбы. Значит, второй вариант оказался удачнее?
И все-таки Анхеле не пришло в голову показать картину Клайву и узнать его мнение. Выходит, в том, что касается ее здешних занятий, мнение Клайва Риджмонта Анхелу абсолютно не интересовало. И эта мысль причиняла неизъяснимую боль.
— Ну почему бы не сказать мне? — прошептал он убито.
Ренан Бенавенте молча поднял глаза, и Клайв прочел в них ответ — и приговор собственному эгоизму. Анхела боялась его насмешек, ведь рядом с возлюбленным она никогда не чувствовала себя спокойно и уверенно…
— Да что я, людоед, что ли? — прорычал он.
Как тяжко осознавать, что и в эту область своей жизни Анхела его не впустила!
В последнюю минуту она передумала. Анхела не смогла бы объяснить почему; видно, некий инстинкт подсказал ей, что, раз уж она осталась в Барселоне, незачем Ренану хозяйничать в ее студии. Так что она назвала водителю другой адрес, напрочь забыв, что ключей от мастерской у нее уже нет.
Вспомнила она об этом уже на ступеньках дома. По счастью, в дверях она столкнулась с одним из обитателей дома. Тот, узнав Анхелу, улыбнулся и отступил в сторону, пропуская даму.
— А у вас гости, — приветливо сообщил он.
Ренан. Ну конечно!
— Gracias, — поблагодарила она и побежала наверх, размахивая чемоданом.
Почти не запыхавшись, Анхела птицей взлетела на последний этаж. Дверь была приоткрыта. Молодая женщина шагнула через порог, поставила чемодан в угол, и в это самое мгновение раздался хриплый голос Клайва:
— Она что, думала, я рассмеюсь ей в лицо?
Дыхание ее сбилось с ритма, во рту пересохло, глаза затуманились. Клайв здесь, с Ренаном! Анхела чувствовала себя беспомощной марионеткой в руках судьбы.
— И что — рассмеешься? — еле слышно прошептала она.
Клайв стремительно повернулся к двери. В его светлых, чуть вьющихся волосах запутались солнечные лучи. Графитово-серый костюм эффектно дополняли светло-серая рубашка и черный галстук. Зеленые глаза потемнели до грозовой черноты: в них отражались гнев, и страсть, и оскорбленная гордость.
При виде него — такого непередаваемо прекрасного и желанного — Анхеле отчаянно захотелось разрыдаться от счастья. Захотелось броситься к нему, обнять за шею и прильнуть к любимому так крепко, чтобы он вовеки не сумел от нее избавиться!
Но вместо этого молодая женщина лишь вызывающе вздернула подбородок. А что еще ей оставалось? Она так боялась услышать ответ на свой вопрос… в конце концов гордость есть и у нее!
— Ты же должна быть в самолете, — произнес Клайв недоуменно.
Анхела готовилась услышать все, что угодно, но только не это.