— А, Дайана! Вот и вы, дорогая моя! И как всегда, ослепительны! Я как раз жаловалась друзьям, что мне пришлось побеспокоить вас, чтобы узнать, где носит моего непутевого сынка.
Дайана. Ну конечно же Дайана! Клайв недобро сощурился. Никто не имеет права им манипулировать и лезть в его личную жизнь! Пожалуй, и матери, и Дайане самое время это понять.
Миссис Риджмонт поприветствовала Дайану традиционным испанским поцелуем в обе щеки. И в это самое время Клайв поймал на себе взгляд Анхелы. В нем читались неуверенность и понимание происходящего, смущение и робость. Сердце Клайва дрогнуло. Как она прекрасна! И всецело принадлежит ему, неважно, что уж там за тайны от него скрывает. Мучительная проблема разрешилась сама собою, без каких-либо усилий с его стороны. Он улыбнулся, протянул руку…
Анхела просияла, блеск фиалковых глаз затмевал бриллиант, переливающийся у нее на груди. Еще один шаг — и она оказалась в пределах досягаемости протянутой руки. Обняв молодую женщину за плечи, Риджмонт-младший втянул ее в круг друзей и знакомых.
Хрупкая, надменная, элегантная Элис Риджмонт высвободилась из объятий Дайаны. С первого взгляда безошибочно оценила ситуацию — и глаза ее превратились в осколки льда.
— Матушка, — церемонно начал Клайв, — я хочу представить тебе…
Точно не расслышав, Элис Риджмонт демонстративно повернулась к сыну спиной. На лестничной площадке воцарилась гробовая тишина. Слышно было бы, как пролетит муха.
Если миссис Риджмонт задалась целью оскорбить и унизить подругу сына, то она вполне преуспела. Анхела осталась стоять на месте, беспомощно уронив руки. В глазах у нее защипало; гордость — то, что от нее еще оставалось, — была жестоко уязвлена.
А Клайв словно обратился в каменное изваяние.
Анхела понятия не имела, сколько народу присутствовало при этой сцене. Но большой аудитории вовсе не требовалось, чтобы понять: в птенце распознали чужого — и вытолкнули из гнезда.
Стремясь загладить неловкость, собравшиеся загомонили вновь — громко, весело, лишь самую малость переигрывая. Чья-то рука ласково легла ей на плечо. Это был Ренан Бенавенте.
— Такое не прощают, — процедил он сквозь зубы.
Анхела задрожала всем телом. Ренан свирепо уставился на Клайва, но тот никак не отреагировал на его взгляд.
— Пойдем, — угрюмо позвал художник. — Для начала вернемся в офис.
— Нет, — сказал Клайв, стряхивая с себя оцепенение. — Мы уезжаем.
Сильные пальцы художника до боли впились в ее плечо. Анхела едва заметно поморщилась, но не сказала ни слова.
— Я еду с вами, — объявил Ренан. — Я не хочу, чтобы…
— Нет, — снова сказал Клайв? — Мы вам очень признательны за заботу, но это вас не касается.
— Еще как касается, ведь оскорбили Анхелу! — яростно запротестовал он.
— И оскорбила моя мать, — холодно уточнил Клайв.
— Извините, — прошептала Анхела, почувствовавшая насущную необходимость уйти сейчас же, немедленно.
Борясь со слезами и с накатившей волной унижения, но высоко держа голову, молодая женщина стремительно направилась к лестнице.
Если бы только она сочла нужным оглянуться, то заметила бы, что мать Клайва уже жалеет о сделанном… и пожинает плоды собственной неосмотрительности. Элис Риджмонт потянулась к руке сына, требуя внимания. Но тот даже не взглянул на нее. Догнал Анхелу, обнял за талию, притянул к себе. Так вместе они двинулись вниз по ступеням. Молодая женщина споткнулась, спутник уверенно поддержал ее и повел дальше, прокладывая путь через гомонящую толпу.
Услужливый лакей распахнул перед ними тяжелую, окованную железом дверь. В это самое мгновение очередной запоздалый гость потянул ее на себя с другой стороны. И последовало неизбежное столкновение.
— Прошу прощения, сеньор… сеньора, — извинился входящий.
Анхела машинально подняла взгляд, учтивый, диктуемый этикетом ответ уже дрожал на кончике языка. Но вот она разглядела лицо незнакомца, а тот в свою очередь рассмотрел женщину… и попытка заговорить закончилась ничем. В горле у нее вновь пересохло, а по спине пробежали мурашки.
Черные, чуть тронутые сединой волосы. Серо-зеленые, точно холодный нефрит, глаза. Стройная, подтянутая фигура уверенного в себе мужчины преклонных лет.
Анхела отлично понимала, кого видит перед собой. И, что хуже того, он тоже узнал знакомые черты.
— Madre de Dios! — потрясенно выдохнул мужчина. — Матерь Божья! Росаура!
Росаура… Не достаточно ли потрясений для одного-единственного вечера? Анхела порывисто отпрянула и, ища защиты, прижалась к своему спутнику.
Даже в ослеплении гнева Клайв не мог не заметить обмена изумленными взглядами, не мог не услышать имени, слетевшего с губ незнакомца. Снова какие-то тайны, черт подери! И ярость его вновь обратилась на женщину, беспомощно прильнувшую к нему.
— Вы обознались, — отрезал он. — Будьте добры, пропустите. — И во избежание новых неприятных встреч поспешно увлек свою спутницу на улицу.
Машина дожидалась их в переулке неподалеку. Стиснув зубы, Клайв целеустремленно шагал вперед, еле сдерживаясь, чтобы не дать волю гневу прямо здесь, на глазах у прохожих.
Он открыл и придержал для спутницы дверцу, затем наклонился, застегивая на ней ремень безопасности. Анхела словно ничего не замечала. Разъяренный до крайности Клайв схватил ее за подбородок и повернул лицом к себе. Фиалковые глаза сделались почти черными, с лица схлынули все краски, прелестные губы сделались мертвенно-бледными. Молодая женщина казалась хрупкой, точно венецианское стекло: одно неосторожное движение — и эта эфемерная красота разлетится на тысячу осколков.