Мечтательно улыбаясь, он запустил руку в карман и нащупал небольшую коробочку с кольцом. Лифт остановился, створки разъехались в стороны. Клайв вложил ключ в замок. Вот оно, свершилось! От того, что произойдет сейчас, зависит счастье всей его жизни!
Вот ведь ирония судьбы: надменный аристократ Клайв Риджмонт никогда не думал, что мысль о предстоящей помолвке и свадьбе приведет его в такой восторг!
Он переступил порог и сразу же заметил прислоненную к стене картину, завернутую в коричневую бумагу и перетянутую клейкой лентой. Это из музея доставили портрет Анхелы… А затем взгляд Клайва упал на Лусию. Экономка стояла у дверей кухни, судорожно сцепив пальцы. И в сердце его шевельнулся страх.
— Анхела? — выдохнул он. — Где она?
— Она ушла, сеньор, — в неподдельном горе сообщила Лусия. — Ушла насовсем…
Задыхаясь, Клайв вбежал в спальню и направился прямиком к шкафу. Чемодан исчез. Не в силах смириться с неизбежным, он обвел взглядом комнату.
Спальня, некогда так радовавшая его своей роскошью и размахом, теперь казалась холодной и спартанской, словно нежилой.
Внимание его привлекли вещицы, аккуратно сложенные на застеленной кровати. Клайв подошел ближе. Ключи от квартиры, цепочка с бриллиантовой подвеской, стопка кредитных карточек…
Клайв оцепенел. Итак, Анхела всерьез считает, что должна ему только это? Даже кровать здесь играет некую очень символическую роль. Молодого человека передернуло от отвращения. Анхела не могла бы выразить свои чувства яснее, даже если бы швырнула на постель скомканное нижнее белье!
На телефоне белела записка: «Мне очень жаль», и ни слова больше. Клайв перечел ее трижды.
Было что-то бесконечно печальное в том, что в свой последний раз Анхела обратилась к нему по-английски. Не потому ли, что мечтала говорить с ним на одном языке? Или, может быть, английское «мне очень жаль» выражало ее чувства точнее, чем испанское «lо siento mucho»?
Но Клайв вовсе не собирался довольствоваться этим коротким прощанием. Ему требовалось знать больше! Почему? Неужто Анхела так и не нашла в себе сил ему довериться — довериться еще только на один-единственный день?
— Когда она уехала?
Вопрос был адресован застывшей в дверях встревоженной Лусии. Судя по всему, она собиралась сказать что-то важное, иначе не стала бы врываться к нему без стука.
— Сразу после того, как сеньор ушел, — сообщила экономка.
Сеньор? Клайв стремительно повернулся.
— Сеньор Бенавенте? — переспросил он.
Лусия покачала головой.
— Нет, сеньор Дорадо. Кажется, они поссорились, — смущенно добавила экономка. — Сеньорита приказала мне вывести его за дверь. А он вручил мне чек для сеньориты Анхелы. — Она перевела взгляд на корзину для бумаг. — Сеньорита очень расстроилась.
В этот миг зазвонил колокольчик, возвещая о прибытии очередного гостя.
— Я никого не желаю видеть, — мрачно заявил Клайв.
Понимающе кивнув, Лусия удалилась, оставляя его наедине с корзиной, с содержимым которой ему не терпелось ознакомиться.
Примерно в то же время, когда Ренан Бенавенте ожесточенно спорил с Лусией, требуя проводить его к хозяину, объявили посадку на нужный Анхеле рейс.
Вылет задерживался уже на два часа с лишним, и нервы Анхелы были на пределе. Подхватив с полу чемодан, молодая женщина встала, вдохнула… Вот и все! Довольно мучительных колебаний. Лучше уйти самой, пока еще у нее достает на это силы воли, нежели остаться и ждать, чтобы Клайв сам вышвырнул ее за порог. Незачем повторять судьбу матери!..
Так вперед же! — приказала Анхела непослушным ногам. И побрела вслед за толпой пассажиров, точно одна из многих возвращающихся домой туристок.
— Сколько у вас мест багажа?
Анхела посмотрела на чемодан: что за жалкий итог ее жизни в Барселоне! Год назад, упаковывая его в Мадриде, она собиралась послать за остальными своими вещами, как только обоснуется на новом месте. Но Клайв и слышать об этом не захотел. А напротив, осыпал ее подарками, купил все необходимое…
Молодая женщина покачала головой и извлекла из сумочки посадочный талон.
— Это все, что у меня есть. — Да израненное сердце в придачу, мысленно добавила Анхела.
Когда Ренан Бенавенте ворвался в спальню, Клайв стоял у двери на террасу, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. У художника хватило-таки пробивной силы прорваться сквозь заслоны неумолимой экономки.
— Мне необходимо поговорить с вами, — сурово объявил он. — Не знаю, что случилось вчера вечером, когда вы ушли из музея…
— Случился Луис Дорадо, — пояснил Клайв, не оборачиваясь.
В воздухе повисло молчание. И пауза эта была не из тех, что вызваны недоумением: дескать, «что вы такое имеете в виду?», а из тех, в которых слышится невысказанное: «Господи милосердный, неужели?»
— И что ему было надо? — осведомился Ренан.
— Вижу, вы его знаете, — сухо отозвался Клайв.
— Что ему было надо? — яростно повторил художник.
Риджмонт устало указал в направлении кровати.
— Сами смотрите, — предложил он.
Ренан Бенавенте подошел ближе, оглядел сиротливую кипу карточек и ключей. Тут же лежал чек, аккуратно составленный из мелких обрывков. Художник долго смотрел на все это, не говоря ни слова.
— Вчера я встретил его в музее, — признался он наконец. — Я так надеялся, что вы увели Анхелу до того, как этот тип приехал!
— Они столкнулись в дверях, лицом к лицу. Сеньор Дорадо назвал ее Росаурой.
Ренан поджал губы, воздержавшись от комментариев.